Морской тематики — русалок-якорей-штурвалов — в татуировках Золотарева нет. В тюрьме он не сидел — биография Золотарева достаточно хорошо изучена, размеры «белых пятен» в ней никак не достаточны для отбывания даже самого короткого тюремного срока. Война — самая реальная возможность для него пересечься с уголовным контингентом. Известно, что к концу 1941 года дела на фронте были столь плохи, что ворота гулаговских лагерей распахнулись для зеков (но только не для «политических») — берите оружие, искупайте вину кровью!
Второе допущение: мы имеем дело не с анаграммой или акростихом, а с шифром. Простым, придуманным не специалистом-криптологом, а человеком с семилеткой за плечами.
Буквы надписи ДАЕРММУАЗУАЯ, идущие после инициалов Г. С., — это цифры. Порядковые номера букв в алфавите. Но, если использовать первые девять букв в качестве цифр от 1 до 9, получится вовсе уж примитивно даже для школы-семилетки. Любой, кто попытается расшифровать, сразу же озадачится вопросом: а почему в надписи использованы лишь первые буквы алфавита, почему нет других? — и расколет шифр на счет «раз». Поэтому шифр усложнен: из двухзначных номеров букв берется первая цифра во втором десятке, а в первом — вторая. Ну, а третий десяток совсем коротенький, две буквы, обойдемся без него. Хотя нет: нам ведь нужен ноль — хорошо, возьмем «Я» в качестве ноля. Теперь никто не догадается, посчитали авторы шифра (и ошиблись).
Еще один факт, который надо учитывать. Придуманная княгиней Дашковой в восемнадцатом веке буква «ё» в то время была прочно позабыта, русский алфавит состоял из 32 букв — лишь после войны начнется ренессанс буквы «ё» (согласно легенде, по личной инициативе тов. Сталина).
С учетом вышесказанного у нас получается вот что:
ДАЕРММУАЗУАЯ = 516733218210
Двенадцать цифр. Первое, что приходит в голову: это географические координаты. Вот какие: 51°67′33'', 21°82′10''.
Нет, не годится. Не бывает таких координат, в одном градусе всего лишь шестьдесят минут… а тут 67 и даже 82.
Можно, конечно, предположить, что координаты записаны в десятичной системе: 51,6733° и 21,821° — но беда в том, что ни Семен Золотарев, ни его ровесники такой формы записи знать не могли, на уроках географии в школе им рассказывали о старых добрых координатах с минутами и секундами. Десятичная система записи применялась в 40-е годы и ранее только за рубежом и только для сухопутных карт (моряки люди консервативные и за традиции свои держатся до последней возможности).
Но, прежде чем отправить в утиль версию с географическими координатами в десятичной записи, попробуем все же для интереса посмотреть на карте: где находится обозначенная ими точка, в Африке или в Индии? Нет, наверное, попадет в океан. Все же большую часть площади планеты Земля занимает вода — ткнув с завязанными глазами в глобус, гораздо больше шансов угодить пальцем в морские просторы…
Берем карту и смотрим.
Оп… А вот это неожиданно! Не Индия, не Африка, не океан — искомая точка находится в Польше, юго-восточнее Варшавы.
Совпадение так уж совпадение. Из всего большого глобуса мы угодили в то место, где находился Семен Золотарев летом и осенью 1944 года. Или не совпадение?
Координаты очень точные, можно локализовать место с точностью до сотен, даже десятков метров. Локализуем и убеждаемся: это лес в районе польской деревни Wola Zycka. В Мазовецком воеводстве, если кому-то интересна такая подробность.
Разумеется, мы должны учитывать возможность того, что какие-то буквы эксперт Возрожденный прочитал неправильно. Но, если хотя бы треть всех букв — 1-ю, 2-ю, 7-ю и 8-ю — эксперт записал в акте вскрытия верно, искомая точка все равно окажется в Польше.
Сразу же вспоминается интересный факт: в анкетах на вопрос: «Какими иностранными языками владеете?» — Золотарев писал, что владеет польским.
И не только им — он владел еще белорусским и украинским, а с немецким был «знаком».
С белорусским все понятно: Золотарев после войны пять лет прожил в Белоруссии, в Минске, где учился в Институте физической культуры. А «балачка» его родных мест была, по сути, диалектом украинского.
И с немецким вопросов не возникает: наверняка им пичкали Семена в школе, и оттого лишь «знаком».
Но польский? Зачем он Золотареву? За рубеж он после войны не выезжал, ни в Польшу, ни куда-либо еще…
Выучил во время войны, пока его часть находилась в Польше, — чтобы без помех общаться с местным населением? Вообще-то для такого общения достаточно нескольких десятков слов или солдатского разговорника, и языки тех стран, через которые прошла Красная Армия на пути к Берлину, военнослужащие не учили. Иначе в послевоенном СССР кишели бы полиглоты со знанием немецкого и румынского, польского и венгерского языков — а ничего такого не наблюдалось.
Выучить польский Золотарев при желании мог бы, и на войне, и после нее, причем без лишних трудов, учитывая схожесть языка с белорусским и украинским. Но для чего?
Версия.
В ходе Белорусской наступательной операции 1944 года (она же операция «Багратион») Красная Армия силами трех Белорусских и одного Прибалтийского фронтов наголову разгромила противостоящую группировку Вермахта — группу армий «Центр», вышла к довоенным границам СССР, а затем глубоко вторглась в восточную Польшу. Немецкий фронт рассыпался, наступление было стремительным — как следствие, за спиной советских войск остались большие и малые «котлы» с окруженными вражескими дивизиями, отдельные германские части, не контролирующие территории, заслуживающие названия «котла», и просто группы немцев, таящихся по лесам. Позже «котлы» ликвидировали, а белорусские и польские леса зачистили от всевозможных недобитков, но в конце лета 1944 года в тылу 1-го и 2-го Белорусских фронтов, на формально своей территории, можно было натолкнуться на кого угодно.
И они натолкнулись — три фронтовых друга с инициалами Г., С. и П., оказавшиеся в лесу на приличном удалении от своей части. Допустим, выполняли там какое-то задание: прокладывали телефонный кабель или что-то еще в том же роде — и неожиданно увидели небольшую группу немцев. Вездеход-амфибия «Фольксваген-166», офицер, два-три солдата…
Немцы занимались интересным делом: закапывали в землю какой-то увесистый ящик. Оборудовали незаметный тайник. Закончить работу не успели: друзья ударили по ним в три ствола из ППС — почти в упор, из укрытия.
Сопротивления не было, фактор неожиданности сработал идеально. Возможно, в ответ прозвучало несколько разрозненных выстрелов, и одна из пуль сразила П. Либо П. погиб не в короткой перестрелке, а в последовавшей дискуссии о судьбе трофея, переросшей в ссору. В любом случае Г. и С. остались вдвоем.
Трофеем стал запертый сейф изрядных размеров. На теле немецкого офицера обнаружились ключи, но делу помогли мало: третий замок был цифровым, а спросить код было уже не у кого.
Посовещавшись, друзья приняли решение: завершить работу немцев, спрятать сейф, а затем, при первой же возможности, вернуться с надлежащим количеством взрывчатки и посмотреть, что лежит внутри. Так и поступили, причем поверх сейфа и слоя земли над ним опустили в яму тело немецкого офицера — если раскопает кто-то чужой, решит, что здесь всего лишь безымянная могила, и дальше копать не станет.
Либо вездеход оказался неисправен, либо в баке не осталось горючего (иначе немцам стоило бы прорываться на нем — но они решили уходить пешком, припрятав груз). Друзья загрузили в амфибию оставшиеся тела и откатили подальше от места стычки, благо весогабаритные характеристики «Фольксвагена-166» позволяли. После чего отправились к начальству с докладом о произошедшем — разумеется, исключив из истории и сейф, и офицера.
Илл. 23. Польша, 1944 год, советские бойцы с трофейным вездеходом-амфибией «Фольксваген-166». Видно, что машина небольшая, легкая, — по воспоминаниям одного из персонажей снимка, дотолкали брошенную немцами амфибию до расположения части вдвоем без особого труда.