— В диаметре эта комната такая же, как и верхний купол, — отметил Константинов.

— Это значит, что инсталляция — не просто цилиндр, — добавила Алиса, — и под землей она гораздо больше. Только вот интересно, насколько больше…

В этот момент в комнату спустились Вероника и Прокопий. Увидев их, Константинов вздохнул и пробормотал с легким раздражением:

— Я же просил оставаться на лестнице!

— Да, — ответила Ника. — И что теперь — отправите нас домой в наказание?

— Здесь могло быть что-то опасное, — продолжал он ворчать.

— Если здесь есть что-то опасное, тогда нам всем крышка, — парировала она, — хоть здесь мы будем, хоть там.

Вадим не нашелся, что возразить, поэтому сказал примирительно:

— Ладно, вы правы. Думаю, надо лучше держаться всем вместе.

— Вот именно, — заключила Ника, огладывая комнату и стены с арочными проходами. — Что это за место?

— Думаю, что-то вроде вестибюля, — ответил Вадим. — Нужно продолжить осмотр.

— Пойдем через какой-нибудь вход? — спросил Виктор. — Через какой?

— Они все выглядят одинаково, — заметила Алиса. — Вадим, тебе выбирать.

Вадим показал на проем прямо перед ними:

— Сюда.

Алиса достала свой датчик электромагнитного поля и последовала за Константиновым.

Они прошли в арку и ступили на что-то вроде пандуса, некруто уходившего вниз. Константинов посветил фонариком вверх и по стенам вокруг, и в этих пляшущих пятнах света они различили резьбу — ничего подобного Виктор раньше не видел. Стиль был исключительно своеобразный, и это тревожило. От круглых стен во все стороны отходили нервюры и миниатюрные контрфорсы; причудливо ассиметричные поверхности были испещрены знаками, напоминающими сложные иероглифы или мифические ландшафты, изображениями, похожими на звезды или галактики, — и все это в невообразимых завитках и переплетениях.

Удивительная вещь — тишина! Полное отсутствие звуков может восприниматься совершенно по-разному в зависимости от ситуации и настроения человека. Тишина, которой их встречала эта комната, пока они спускались по пандусу, была совершенно не похожа на тишину в лесу. Она была совсем другого характера и плотности, она не шла в сравнение с ночной тишиной удаленных мест, она была глубже могильной тишины — молчание неизвестности, где останавливается всякая мысль и просыпаются низшие биологические инстинкты, словно внутри человека тревожно оживает первобытное мышление.

Они продолжали спускаться, Константинов освещал фонарем пол, а Виктор — стены и потолок. Он показал на стены, заметив любопытный элемент, который проходил наискось вдоль всего прохода, разделяя резные плиты надвое. Он имел форму волны, в углублениях которой находились яйцевидные панели с изображением звезд и галактик.

— Как вы думаете, что это? — спросил он Константинова.

— Могу ошибаться, — ответил тот, — но, вероятно, океан.

— Космический океан, — предположила Алиса, — или лоно Вселенной: видите, звезды связаны с ним, словно от него зависит их существование.

— Как фрукты на ветках дерева, — добавил Прокопий.

Наконец они дошли до конца пандуса и оказались в длинном арочном коридоре. Странные резные изображения и барельефы исчезли. Стены коридора были сильно рифлеными, с глубокими впадинами, куда не доходил свет их фонарей.

Виктор почувствовал, как страх внутри него усилился — кто знает, что таится в этих углублениях?

Они шли по коридору, ступая осторожно, словно водолазы, шагающие по предательски опасному дну океана. Виктор то и дело косился на черные ниши в стенах, но они ничем себя не проявляли.

Дойдя до конца коридора, они поняли, что он переходит в следующую комнату.

Константинов прошел в проем и неожиданно остановился.

— Что там? — спросил Виктор.

— Не знаю, просто у меня какое-то очень странное ощущение.

Виктор осветил лицо профессора.

— Что за ощущение? — Насколько было известно Виктору, Вадим обладал отменным здоровьем, но все-таки он был уже немолод, и пережитый стресс вполне мог его подкосить. Он вдруг представил, как Вадим падает с сердечным приступом. — Что-то болит?

— Нет, — покачал тот головой в растерянности, — нет, нет, я просто почувствовал, как что-то прошло сквозь меня или я сам прошел сквозь что-то.

— Не понимаю.

— Это похоже… — он с трудом пытался найти сравнение, — похоже на то, как проходишь сквозь паутину. — И он осмотрел притолоку проема.

Виктор прошел вслед за ним и заметил:

— Я ничего не почувствовал.

Вадим улыбнулся:

— Думаете, это у меня воображение разыгралось? Что ж, все может быть…

Виктор сказал извиняющимся тоном:

— Не мудрено в таких ненормальных обстоятельствах.

Вадим, подумав, согласился:

— Да, конечно, вы правы.

Первым впечатлением от комнаты, в которой они оказались, было странное замешательство, и через несколько секунд Виктор сообразил, что она напоминает естественную пещеру. Стены ее были угловатыми и напоминали сгруженные беспорядочно массивные каменные блоки, между которыми в образовавшиеся проемы кто-то затолкал камни поменьше. Если это было сделано намеренно, то разум, задумавший такую конструкцию, был совершенно лишен человеческого рационального подхода. Виктор вовсе не был набожным человеком, но в этих хаотичных линиях ему почудилось что-то богохульное, что-то целиком и полностью принадлежащее таким глубинам космоса, куда не осмелится и никогда не сможет попасть ни одно человеческое существо. Они шли совершенно вразрез с их представлениями об инсталляции, но, вне всяких сомнений, были ее частью.

Виктор хотел было высказаться по этому поводу, но тут вдруг Вадим вскрикнул и скинул с себя рюкзак на пол.

— Что случилось? — испуганно спросила Алиса.

— Это антипризма, — задохнулся он, — я почувствовал, что она пошевелилась.

Глава двадцатая

Все взгляды обратились на валявшийся на полу рюкзак. В нем и вправду чувствовалось шевеление. Это было очевидно. Словно внутри сидел зверек, пытавшийся освободиться.

— Открой, открой быстрее! — потребовала Алиса.

Вадим не решался — на лице его были написаны ужас и растерянность.

— Мы из-за этого сюда пришли. Открывайте же, — добавил Виктор.

Вадим осторожно присел на корточки рядом с рюкзаком, расстегнул молнию и быстро отпрянул назад.

Тонкая красная нить вырвалась из сумки, словно лазерный луч и остановилась прямо в центре комнаты, метрах в трех от пола.

А потом появилась сама антипризма, и все они — в удивлении, оцепенении и ужасе — смотрели, как она двигается по красной нити, словно ткацкий челнок вдоль нити, медленно, но верно подбираясь в центр комнаты. Это уверенное движение сопровождалось слабым гулом, отчасти электрическим, отчасти органическим, похожим на женский голос, пропущенный через искажающий его акустический прибор.

Когда антипризма оказалась в центре комнаты, красная нить уползла обратно в нее, и гул прекратился. Какое-то время антипризма висела без движения, а потом словно вспыхнула, и внутри нее и снаружи все заиграло переливами пересекающихся граней и невообразимых огней.

В ее глубине Виктор видел ландшафты, целые миры, составленные из танцующих геометрических фигур, то и дело разбивающихся и принимающих новые формы. Она тянула к себе; он смутно осознавал присутствие своих товарищей, которые тоже двигались к центру комнаты, где зависло это непостижимое нечто.

Виктор остановился прямо перед ней и заглянул в ее бескрайние глубины. Ему казалось, что он пролетает насквозь всю Вселенную и перед его глазами раскрывались одна за другой все новые и новые большие и малые скопления звезд. Он увидел отливающие перламутром галактики других вселенных, замершие на своих плоскостях, словно дождевые капли на бесконечных стеклянных листах.

«Космические мембраны, — подумал он, — неужели это космические мембраны?»

Он увидел сам великий акт Сотворения в его законченности, уходящий в бесконечность многомерного пространства: мембрана на мембране, плавающие в вакууме, каждая из которых представляла собой отдельную вселенную, усыпанную островками галактик и крошечными точками дрейфующих между ними блуждающих звезд. Каждая мембрана пространства-времени располагалась под своим углом, плавая в бесконечном движении.